— Владимир Дмитриевич, вы стали ректором не очень давно (в январе 2019 года). Какие новые акценты появились за это время в работе университета?
Фото: Волга НьюсВолга Ньюс
Видео дня
— Прежде всего, это четкое понимание, какими мы себя видим сейчас и куда мы должны прийти через пять-десять лет. Ответы на эти вопросы сформулированы, приняты коллективом вуза и зафиксированы в наших стратегических документах. Мы идем к тому, чтобы стать цифровым предпринимательским университетом новой формации.
— Что в этом контексте значит слово цифровым?
— Использующим цифровые технологии для обучения. Это, в частности, дистанционные технологии, которые мы освоили в прошлом году в связи с пандемией, это электронный контент и использование электронно-информационной системы, в том числе личных кабинетов. Абитуриенты вносят туда свои данные и загружают документы для поступления, студенты на протяжении всего периода обучения размещают там выполненные задания, сверяются с расписанием занятий.
— У ваших преподавателей тоже есть личные кабинеты?
— Это платформа для их работы, где они видят графики занятий, рабочие программы, учебные планы, сданные контрольные работы, курсовые проекты, выпускные работы студентов, формируют информационную базу данных о своих достижениях, в том числе о публикациях, для начисления ежемесячных доплат по эффективному контракту за достижения и многое другое.
— И складывается все это в некую локальную соцсеть?
— По сути, это университетская цифровая платформа, подобная тем, которые созданы, например, Сбером или Тинькофф-банком. В этом как раз смысл цифрового университета.
— А что вы имели в виду, говоря о предпринимательской линии университета?
— Если мы посмотрим на работу университетов сто и более лет назад, то увидим, что они занимались практически только образованием — наука там была в зачаточном состоянии. В последние лет пятьдесят ситуация радикально изменилась: у современных университетов все больше научных разработок, инноваций и проектов, которые зачастую генерируют студенты. Сегодня мы должны заниматься и образованием (как двести лет назад), и наукой (как пятьдесят лет назад), и инновациями.
Студентов нужно научить предлагать новые идеи, формировать стартап-команды, продвигать продукты или услуги. Для этого мы хотим изменить не только программы обучения, но и менталитет наших студентов.
— Получается?
— В этом году у нас в пилотном режиме пройдут защиты выпускных квалификационных работ (ВКР), выполненных в формате стартап-проекта. Это результат работы нескольких студентов, возможно, совместно с преподавателем, так что, окончив наш вуз, они, по идее, смогут создать собственное малое инновационное предприятие. В будущем этот опыт мы планируем перенести на десятки и сотни таких ВКР.
— Это похоже на систему, которая существует в творческих вузах, где режиссеры, актеры и другие участники театрального действа в качестве выпускной работы предъявляют готовый спектакль.
— Да, это очень близко к подобной модели. Важно, что даже если студент не создаст малое предприятие или вовсе не станет работать по своей специальности, он будет обладать опытом работы в команде, генерации идей и вывода их на нужные рынки. Это важно, поскольку мы сейчас живем во времена проектов, проектной деятельности.
— «Университет новой формации» — каков он?
— Здесь подразумевается активная работа с регионом, где находится университет, — с предприятиями, которые работают на данной территории, и с органами власти для решения актуальных для них вопросов.
Так, наш университет, оставаясь в федеральном подчинении, в последние два года плотно взаимодействует с региональным правительством и мэрией Самары.
Кроме того, в поле нашего внимания находятся школы и лицеи (в частности, Центр одаренных детей, базирующийся в Самаре на ул. Ташкентской), а также базовые школы РАН.
Мы исходим из того, что университеты должны служить драйверами развития региона, источником новых идей, интеллектуально обеспечивающих деятельность органов власти.
— Недавно завершившаяся программа повышения конкурентоспособности российских вузов «5-100» вызывает разноречивые оценки: одни считают ее недостаточно реалистичной и слишком амбициозной, другие — полезной с точки зрения получения дополнительного финансирования для развития. У вас какая позиция?
— В целом я оцениваю программу положительно: государство выделило ресурсы, поставило задачи, связанные с реализацией национальных проектов. Для страны было политически важно, чтобы некоторое число отечественных вузов достигли определенных показателей эффективности и результативности.
Другое дело, что в этой программе участвовал только 21 университет - в основном из Москвы и Санкт-Петербурга, то есть вузы, которые и так дают хорошие результаты. А вот региональных университетов было, на мой взгляд, недостаточно.
Для нас участие в «5-100» было, безусловно, полезным: перед нами поставили весьма амбициозные задачи и дали ресурсы для их решения. К примеру, мы никогда ранее не задумывались о конкуренции с университетами на мировом уровне, о кооперации с зарубежными исследовательскими центрами. У нас не было иностранных преподавателей, а студенты-иностранцы рассматривались как исключение из правил.
— Можно сказать, что участие в проекте «5-100» встряхнуло ваш вуз?
— Да, в нем многое изменилось. Появились иностранные англоговорящие преподаватели, они приехали с новыми идеями, взглядами, со своей научной культурой.
В разы выросло число зарубежных студентов, что очень важно для продвижения русского языка, нашей культуры и наших идей. Это та самая мягкая сила, которая считается наиболее эффективной в политическом отношении.
— Вместо десятков отчетных показателей у вузов-участников «5-100» появились укрупненные, но четкие оценочные критерии.
— Главным из них стало продвижение в мировых рейтингах, которое предполагает, в частности, широкую известность научных результатов, публикации в авторитетных международных журналах, куда (по нашим прежним понятиям) невозможно было попасть, работая в университете ранее закрытого города.
Мы несколько лет бились, чтобы войти в тысячу ведущих университетов мира, сейчас мы в группе 581-590, и чем ближе к пятой сотне, тем сложнее продвигаться дальше. Зато эти рейтинги публичные, международные, тебя во всем мире видят, в том числе иностранцы. И кто-то из них начинает задумываться, не приехать ли ему в Россию, чтобы изучать авиацию или космонавтику, физику или химию, филологию или экономику на мировом уровне.
— Как складываются сегодня взаимоотношения между тремя составляющими нынешнего Самарского университета — инженерно-технической, естественнонаучной и социально-гуманитарной? Помнится, объединение аэрокосмического и классического университетов воспринималось заинтересованной общественностью весьма неоднозначно.
— На мой взгляд (и как администратора, и как ученого, и как преподавателя), плюсы этой реорганизации затмевают все минусы, которых сегодня я даже не вспоминаю.
Вновь созданная (объединенная) структура стала сильнее, это более стабильный, более крупный университет, обладающий гораздо большими ресурсами. Все, что касается административно-управленческих функций, стало намного проще и легче в реализации задач.
Самарский университет стал более заметным на карте России, привлекательнее для абитуриентов. У нас сейчас более половины контингента - из других регионов России, все общежития заполнены.
Тот же эффект масштаба проявляется, если говорить о работодателях: Газпрому или Лукойлу удобнее взаимодействовать не с десятком небольших вузов, а с крупными опорными университетами.
— Появились ли новые проекты мультидисциплинарного характера, своего рода скрепы, объединяющие коллектив университета?
— Таких примеров много. Одним из проектов — на стыке информационных технологий, социологии и психологии — является комплекс «Социальный эхолот», предназначенный для автоматического зондирования общественного мнения в Интернете. Анализ ключевых слов в социальных сетях по технологии big data позволяет свести воедино разрозненные суждения людей, понять их мнения по наиболее актуальным для данной территории проблемам — чем они довольны, а чем нет.
Еще один пример - археологические исследования. Сегодня к ним подключены наши физики и химики, которые с помощью своих методов помогают более точно датировать находки. А оптическая аппаратура, установленная на наших беспилотниках, позволяет получить снимки исследуемой местности, которые после обработки с помощью наших ИТ-технологий могут подсказать археологам, как сократить время на поиски мест для раскопок.
— Отношения внутри коллектива наладились, и гуманитариев больше не смущает, к примеру, пропускная система?
— Мне кажется, все уже почувствовали себя сотрудниками одного вуза. У нас единый ученый совет, и я как его председатель не вижу в его работе каких-то принципиальных разногласий, все в рамках нормальных деловых обсуждений, и решения по большинству стратегических вопросов принимаются практически единогласно. К примеру, при выборе университетского слогана все члены ученого совета пришли к мнению, что это должна быть фраза «Космос для жизни».
— Все-таки на первое место поставили космос...
— Наш университет мультидисциплинарен. В нем есть и филологи, и биологи, и химики, и физики, и математики, и инженеры. Но все согласились, что у него должна быть изюминка, отличающая его от других вузов. И если мы позиционируем Самару как космическую столицу России, почему бы не сказать, что мы — космический университет? Это будет понятно и в нашей стране, и за рубежом.
— Вашим потенциальным работодателям и индустриальным партнерам, конечно, важен бренд.
— Он важен всем, включая студентов, которые получают диплом университета, известного не только в России, но и в мире.
— Вам как ректору уже не приходится сталкиваться с пассивным сопротивлением противников объединения двух университетов?
— Люди все разные. Одни воспринимают идеи быстрее, другие медленнее. А досужие разговоры и трения всю жизнь были — и между университетами, и между факультетами, и между кафедрами. И хотя мировоззрение у инженеров, математиков и гуманитариев разное, я убежден, что прийти к разумному компромиссу можно всегда.
— Какова роль вашего университета в научно-образовательном центре (НОЦ) «Инженерия будущего»?
— НОЦ «Инженерия будущего» — это межрегиональный консорциум университетов, предприятий и научных организаций, созданный в 2019 году по инициативе губернатора Самарской области Дмитрия Игоревича Азарова, в который мы тоже входим. Более того, я являюсь председателем его управляющего совета.
Для реализации сейчас отобрано десять проектов, в четырех из которых наш университет служит головной организацией. Это космические исследования, двигателестроение, искусственный интеллект, а также новые материалы и производственные технологии. В меньшей степени мы вовлечены в медицинские и сельскохозяйственные разработки.
— Двигателестроение — это как раз та сфера, ради которой и создавался ваш вуз.
— Сегодня на повестке дня разработка экологически чистого двигателя с тягой 24 тонны, который должен заполнить ту нишу, которая пока пустует в России. Есть двигатель ПД-14, который ставится на самолеты МС-21, разрабатывается двигатель ПД-8, который будет ставиться на «Сухой Суперджет» вместо российско-французского, и будет ПД-35 для очень больших самолетов (таких как Ил-96 или «Руслан»).
К созданию этой техники подключен НОЦ, в котором объединяются компетенции ПАО «ОДК-Кузнецов» и других научно-производственных структур. Это проект мирового масштаба, поскольку стран и объединений, способных его реализовать, всего несколько - Евросоюз, США, Россия и, возможно, Китай.
— Скажите, что НОЦ дает всей этой цепочке уже сложившихся кооперационных связей?
— Главная идея НОЦ — сделать подобные масштабные разработки проектами, которые способствуют региональному развитию и в которые прямо вовлечены руководители регионов. Наш активный губернатор и без НОЦ занимался бы подобными проектами. А вот другие российские регионы, наверное, стоило встряхнуть.
-То есть НОЦ - это просвещенческо-лоббистско-организационная структура?
— Можно и так сказать. Кроме того, НОЦ обеспечивает коллаборацию территорий: ведь сложный проект не всегда возможно выполнить силами одного региона. Так что НОЦ — это точка сборки компетенций со всей страны, чтобы понять, какой новый продукт востребован и каким образом его спроектировать, разработать и выпустить на рынок.
Научно-образовательный центр, за которым стоят серьезные производства и регионы, может при поддержке губернаторов выйти на такие корпорации, как Роскосмос, Ростех, Газпром, чтобы донести до них соответствующие проекты и получить по ним компетентные рабочие мнения. В отсутствие НОЦ подобный диалог был бы просто нереальным.
— Как изменились ваши взаимоотношения с индустриальными партнерами?
— Без понимания, куда идет современное производство, университет не может развиваться. Университет — это не только учебное заведение, это еще и хорошо оснащенные лаборатории (зачастую вместе с опытно-экспериментальными производствами), а также специалисты, готовые проводить НИОКР по заказам предприятий и выпускать опытные партии инновационных изделий. Такого рода заказы у нас всегда были и сейчас есть.
— Наверное, в этом вам как раз может помочь НОЦ?
— Такая функция ему и предписана: университеты объединяют свои компетенции, чтобы вместе со своими индустриальными партнерами за минимальное время могли перейти от НИОКР к созданию опытного образца, а затем и к запуску его в массовое производство.
— А предприятие может обратиться в НОЦ со своей технологической проблемой с тем, чтобы привлеченные эксперты подсказали, какой вуз может ему помочь?
— Да, именно так. НОЦ — это еще и своего рода диспетчерский пункт, работающий по принципу единого окна. Для НОЦ «Инженерия будущего» такое окно — АНО «Институт регионального развития», играющее существенную роль по выстраиванию коллабораций между его участниками.
— Каким образом вы оцениваете качество подготовки ваших выпускников?
— Есть несколько систем государственного и внутривузовского контроля процесса обучения. Есть тестирование выпускников, которое выполняется независимыми организациями на коммерческой основе. Нас, конечно же, интересует обратная связь с теми, кого мы со всем усердием учили несколько лет.
— А если воспользоваться таким простым и понятным критерием, как востребованность ваших выпускников?
— По их послевузовскому трудоустройству наш университет входит в российский топ-10.
— Какова роль студенческих объединений, которых у вас более ста?
— Мы видим свою задачу не только в том, чтобы студент владел определенной совокупностью знаний, умений и навыков — одной на всю жизнь. Мы должны дать ему такое образование, чтобы он был разносторонней, эрудированной личностью, которая хорошо адаптируется в социуме и способна генерировать и реализовывать новые идеи.
Поэтому мы стараемся сделать вторую (внеучебную) часть его дня временем личностного развития - выявления талантов: предоставляем студентам возможность заниматься танцами, пением, спортом, участвовать в добровольческих проектах, быть экологами, добровольцами, создавать свои студенческие СМИ... В Самарском университете им. Королёва около 90 студенческих объединений, есть из чего выбрать.
Студенчество - прекрасная пора, когда можно пробовать себя в любом направлении, не опасаясь неудачи.
С нового учебного года мы запускаем пилотный проект, предусматривающий учебу по индивидуальным образовательным траекториям, чтобы каждый студент мог выбирать тот набор модулей и дисциплин, который отвечает его склонностям и устремлениям.
— Тогда вам понадобятся тьюторы, помогающие студентам выстраивать эти траектории.
— Конечно. Без них индивидуальные образовательные траектории не смогут работать. Но это у нас запланировано следующим шагом.
— Какое развитие в ближайшие годы получит университетский кампус?
— Территории, находящиеся в оперативном управлении университета, застроены практически полностью. Тем не менее мы прорабатываем проекты реконструкции (реновации) наших старых корпусов. Есть намерение расти в высоту, возводя вместо малоэтажных зданий многоэтажки, в первую очередь, для размещения современных общежитий и зон общего пользования.
Источник: rambler.ru
